Затянувшийся вернисаж. Роман из последней четверти 20 века - Алона Китта
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтобы ты знала, что тебя ждет.
– Что именно, чистить серебро или рожать детей?
– И то, и другое.
Я посмотрела на Мишу долгим взглядом, в котором сквозило недоверие.
– А мне Аська сказала, чтобы я не рассчитывала на брак с тобой – евреи не женятся на русских.
– Смотря какие евреи, – проговорил Михаил, – и смотря на каких русских. На Айседоре я бы не женился даже под угрозой расстрела.
– А… на мне?
Он отодвинул чашку, и руки его сомкнулись вокруг меня плотным кольцом.
– Я не хочу терять тебя, Лида, – сказал он пристально глядя в мои глаза – я люблю тебя, никого еще так не любил.
Мне показалось, что голос его дрогнул, и ревность снова вонзила в сердце свою острую иглу. Лена… Она когда-то была в его жизни, ее так просто не вычеркнуть, не забыть. Она целовала эти манящие губы, обнимала за плечи, ерошила непослушные каштановые волосы, утопала в его глазах – она делила с ним дни, а может быть, и ночи. Она идет теперь своей дорогой, но почему же дрогнул Мишин голос? Может быть, он вспоминает то время, когда они были вместе, невольно сравнивая Лену и меня?
Мы все еще сидели молча и он так же вглядывался в мое лицо.
Отогнав мысли о сопернице, я спросила, опустив глаза:
– Это как понять? Ты мне делаешь предложение?
– Именно, предложение. Правда, на ближайшее будущее. Лида, дай мне закончить третий курс. Как у нас в политехе говорят, сдал «сопромат», можно жениться.
Я чувствовала волнение в его интонациях, он не был уверен в моем ответе, может быть, и будущее немного страшило, ведь у нас, как говорится, ни кола, ни двора. Но у нас была любовь, такая, что встречается раз в тысячу лет, и это придавало уверенность в дальнейшем.
– Ну что ж, – улыбнулась я, – сдавай сопромат. А потом я буду чистить твое серебро и рожать детей.
Миша впился в мои губы долгим поцелуем. Я была счастлива, ведь в моем понятии «любовь» и «брак» относились к одной категории, я и не мыслила одного без другого, и меня приводила в восхищение мысль стать женой Михаила Фальковича. Боже, каким огромным тогда казалось мое счастье, каким безоблачным жизненный путь – и я не верила в возможность разочарования.
Глава 8
Легким облачком на светлом небе, предвестником грядущих событий предстала Лена. Она появилась у нас в институте, разыскивая Аську по какому-то важному делу. Это была высокая красивая девица с копной пепельных непослушных кудрей и библейскими глазами, с ног до головы одетая в импорт. Я не обратила поначалу никакого внимания на нее, но когда они с Аськой уселись позади меня в аудитории и заговорили о своих проблемах, я уловила, что ася называет незнакомку Леной. Мне стоило больших усилий сдержать себя, и не обернуться, уставившись на бывшую соперницу. Впрочем, я не была уверена до конца, что именно на бывшую.
Лекция закончилась. Я сложила книги в сумку и пошла в гардероб, они двинулись следом, не прерывая разговора, но я спиной чувствовала на себе их сверлящие взгляды.
Михаил должен был сегодня ожидать меня после занятий, и, наверное, Лена пришла сюда не только из-за каких-то дел с Асей, возможно, она хотела своими глазами увидеть нас с ним вместе и попристальнее рассмотреть, на кого же все-таки променял ее неверный возлюбленный?
Раз так, я Вас не разочарую, Лена, Вы увидите нас вместе.
Михаил стоял на своем обычном месте, и я, стремительно выбежав из дверей института, бросилась ему на шею, а потом, приподнявшись на цыпочки, бегло поцеловала в застывшую щеку. Он тоже обнял меня, но внимание его было отвлечено вышедшими вслед Асей и Леной. Не выпуская Мишу из объятий, я повернулась к ним и поймала их снисходительные взгляды, мол, ни кожи, ни рожи. Я попробовала облить их обеих презрением, но поняла, что Лена уже не обращает на меня внимания, а с веселым видом машет рукой Михаилу и кричит, как ни в чем не бывало:
– Привет, Майк!
– Привет, – отозвался он приглушенным голосом. – Какими судьбами здесь?
По лицу его блуждала улыбка, он уставился на нее, и она отражалась в его глазах во всем своем великолепии – от беличьей шубки до безумно дорогих австрийских сапог. И она бросала взоры в его сторону, сверкая своими библейскими глазами.
– Она с ним заигрывает – подумала я, наблюдая за обоими.
Лена ответила, улыбаясь Михаилу:
– Я-то по делу. Но тот же вопрос я могу задать тебе.
И словно спохватившись, добавила с иронией:
– Ах да, я совсем забыла о твоей пассии…
Михаилу это не понравилось, он нетерпеливо перебил ее:
– Лен, не надо. Мои дела тебя не касаются.
– Печально – возразила Лена – а ведь когда-то касались. Неужели эта малышка что-то значит для тебя?
Последнее дело – выяснять отношения на улице, да еще при стечении народа, а «народу», то есть нам с Аськой уже стал надоедать их разговор. Аська попыталась увести Лену, но она отодвинула Аськину руку и продолжала:
– Ты изменился, Майк, перестал бывать у наших. Ходят слухи, у тебя крутой роман? Или может быть, твоя куколка тебя не отпускает?
Она не принимала в расчет мое присутствие, просто игнорировала. Я даже не злилась на нее, просто стояла в изумлении с открытым ртом. Не хватало еще нам с ней вцепиться в волосы из-за парня.
– Перестань, Лена. Тебе не идет говорит пошлости, – сказал с досадой Миша.
– Не беспокойся, я уже ухожу и не буду больше беспокоить своим присутствием – Лена взяла Асину руку, и они повернули в сторону Невского, но пройдя несколько шагов, Лена вновь обернулась к нам с ехидной усмешкой:
– Так тебе и надо, Майк. Это чудо как раз по твоему вкусу.
Последнее слово все-таки осталось за ней. Мне было неловко и за себя, и за Мишу, и, как ни странно, за Лену, ведь я заметила, что под ее бравадой скрывается целая гамма чувств – боль, досада, недоумение, видимо, нелегко ей дался разрыв с Михаилом. И сюда ее привело не простое любопытство, а желание понять, насколько серьезны между нами отношения, и поэтому она, вероятно сделала усилие над собой, переступив через свою гордость, а такой красивой девушке, как Лена, гордости, видимо, не занимать – и пришла сюда, на территорию своей соперницы. Мише тоже не доставила удовольствие эта сцена и по его лицу скользнуло выражение, похожее на отвращение. Да, да это было именно отвращение к красивой разодетой Лене с выразительными библейскими глазами. Действительно, от любви до ненависти один шаг. Но не дай бог прочитать на его лице что-нибудь подобное по отношению ко мне.
Старый год подошел к концу, а новый пришлось праздновать по отдельности – Миша в своей семье, я в своей – проскучала всю ночь у телевизора в компании тети и брата Саши. Наступивший год принес с собой новые заботы – зачетная неделя, зимняя сессия. Зачеты я сдала легко, экзамены мне поставили «автоматом», и я уехала на каникулы в то время, как Михаилу предстояло сдать несколько трудных экзаменов. Он заверил меня, что все будет в порядке, и я укатила в деревню, где, конечно, уютно было под крышей родного дома, но так не хватало Миши.
С началом нового семестра наши встречи возобновились, и я снова прибывала в состоянии эйфории от них. Миша теперь каждый день ожидал меня возле института. Он сказал, что у них уменьшили число лекций, и я поверила, вернее даже не задумывалась о том, правда это или нет – все мои дни были заполнены им, и все мысли были только о нем.
Прошел февраль, наступил март, и как-то раз Миша пригласил меня в «Север» – он о чем-то хотел серьезно поговорить.
Мы заказали наши любимые пирожные, и Михаил, вздохнув, приступил к разговору. Сказанное им, привело меня в удивление: он предлагал тут же подать заявление в загс, чуть ли не сегодня.
– Что вдруг? – поинтересовалась я – Ты же ведь еще не сдал этот твой, как его там, сопромат.
– Не сдал – ответил он мрачно – и, наверное, не сдам никогда. Я, Лида, бросил институт.
Надо ли говорить, что меня словно громом поразило это известие. Я пристально посмотрела в его глаза: вроде не шутит. Но как это произошло?
Я и вслух задала этот вопрос, и Миша опять вздохнул:
– Я завалил зимнюю сессию.
Вот это новости! Стоило мне оставить его одного, как он наделал непоправимых глупостей! Но неужели ничего нельзя сделать?
– Ничего, – ответил Миша. – Мое решение окончательное: я не буду учиться в политехе.
Его слова наполнили меня горечью, и я вспомнила о неизбежном последствии его необдуманного поступка.
– Ты же попадешь в армию!
– Непременно, подтвердил он, – Меня заберут этой весной.
Что ты наделал, Миша? Ты обо мне подумал, каково мне будет без тебя? Я день и ночь думаю о тебе, мне даже дышать без тебя больно, а ты так легко говоришь, что тебе предстоит служба, как будто уезжаешь на увеселительную прогулку, и не на два года, а не более чем на неделю. И значит, ты все это время не ходил в институт?